«Газировка»

Мгновение… и бежит пузырясь ручеёк газировки в стакан. Бесконечных два урока я мечтал об этом прохладном, божественном напитке. Вытащив проволочку из щёлки для монет, я уже подносил стакан ко рту, когда почувствовал на горле тёплую, мягкую ладонь. Поперхнувшись, закашлялся и уже было вспылил, решив, что это шутка чья-то неуместная, вдруг увидел лицо в милицейской фуражке и испугался. Вырвался из-зо всех сил, но споткнулся и упал. Пытаясь вскочить, я впервые за свои шесть лет жизни “нос к носу” столкнулся с сапогом, принадлежащем “самому чуткому и справедливому”, как Марья Дмитриевна говорит, министерству.
Очнулся в комнате. В двери дырка. Только кто тут живёт?! Окно не окно, одни железки. Ни кроватей, ни стола. Ничего. Пустая комната, только в углу ведро, а там – фу! Где я!? Дверь открылась:
– Давай, фашист, выходи!
Со страхом, глядя на дяденьку-милиционера, выдавил засохшими в крови губами:
– Я не фашист, я еврей!
– Да ты чё?! Ха-ха-ха. Ну, это ещё хуже. Ладно, иди сюда, не бойся. Тебя начальник зовёт. Он на тебя, ох, как сердит! Но ты, видать, парень хороший, и я тебя «отмазал», понял? И даже предкам твоим не скажу. А это… ну, придумаешь, ты ведь мужик. Подрался мол, скажешь. Пошли.
“Начальник” приказывал в трубку телефона, положив на стол запыленные, может по-другому пахнущие, но точно такие же, как недавний новый знакомый, сапоги. Сквозь суматоху злобы, страха, обиды и боли – донеслось:
– Ну, что товарищ сержант, пистолеты и пули готовы? Да?! Вот и отлично! Сейчас допросим этого негодяя, что ограбил государство. Государство! – он стучал костяшками пальцев по столу. – Это предатель, фашист!! – кричал он в трубку.
– Нет! – со смехом прервал его тот, что привёл меня. – Он еврей! Ха-ха!
– А он ещё к тому же и еврей, – кричал начальник в телефон, и тот, что привёл, сгибался от хохота, а я никак не мог понять почему “еврей” — ещё хуже. – Фамилия?!
Я назвал. Вмиг побелевшее лицо “начальника”, выстреливший, яростный взгляд на того, кто привёл и вдруг милая, добрейшая улыбка:
– Ну ты, пострелёнок даёшь! Я ведь у твоего отца боксом занимаюсь в университете. Классный мужик. – Поднимает телефон. – Сержант, отменить расстрел, это отличный парень, мой друг! — Он встал из-за стола, подошёл, пощупал пальцами губу мою опухшую, – Ладно иди. Я батьке твоему не скажу, да и ты будь парнем, боксёром. Терпи. А если надо будет на газировку, забегай. Я тебе дам.
Брат, захлёбываясь, катался по полу и со слезами на глазах, заикаясь и хохоча, давился:
– Ну менты! Ну накололи тебя фраера. Расстрел! Ха-ха!
Больше я никогда не верил дяденькам-милиционерам.