В далекой стороне заброшенной, забытой.
Где восемь месяцев господствует буран.
На цементном полу, весь в синяках избитый
Валялся скорчившись от холода пацан.
Лежал и думал, что уже не выдержит
И согласится этим “дядям” рассказать,
Ведь “тётя” врач сказала, что он выживет..
Вот только надо это место показать…
— То место, где тетрадки его спрятаны,
Где он рассказы и стихи свои хранит.
Без чувств уж тело, ноги совсем ватные.
Пацан вот-вот уже заговорит…
Очнулся он на очень мягкой койке.
Средь белых стен и серых простыней.
И голос женский, по милицейски бойкий
Казался песней для его ушей.
Затем был суп, потом выздоровленье.
Тяжёлый, долгий сон под стук колёс.
Откуда ж знать ему, то направленье,
Куда взбесившись черт его понес.
А тот плясал, скакал что было мочи.
Крутился, пока сила не сдала.
И вот однажды как-то среди ночи,
К ним в карцер фея добрая зашла.
И светом озарила душу новым,
Поверить в силу духа помогла.
За дверью громыхнули вдруг засовом
И жизнь поновой калее совсем пошла.
Ах, жизнь ты жизнь! Какая ж ты большая!
Вот только слишком быстро ты бежишь.
Но верю до конца теперь, до края,
Ты обещанье доброй феи сохранишь.
Не будет больше тьмы и рифмы горькой.
Не надо прятать мысли и стихи.
И если ух стрелять – то только пробкой –
Шампанское открывши на двоих.
А место то за, что его пытали
Наверное, бурьяном заросло.
А может люди, нашли и прочитали,
Что прочитать им было сужденно.
Так пусть же к горю прикоснётесь вы
лишь в книжках!
Или в тетрадях, или в чьих нибудь стихах
Я лишь совет один хотел бы дать мальчишкам –
… вы не катайтесь на бешеных чертях.