Топот нескольких пар сапог, затих возле нашей двери. Ключ скрежетнул и в камеру шагнул высокий, атлетически сложенный, мужчина. Наголо бритая голова, блеснула при свете лампочки. Растерянно оглядывая приподнявшихся с нар, бледных, осунувшихся от удара Судьбы, людей, он вежливо поздоровался:
— Приветствую. – и встал посреди камеры.
Мы с любопытством его разглядывали. Фирменный, джинсовый костюмчик, красиво облегал мускулистую фигуру. Широкие плечи, бугрясь под материей, повисли. Только пальцы, теребя друг дружку, да глаза бегающие по нашим лицам, жили своей жизнью.
— Ты кто? – спросил я сжалясь.
— Сакен. Главный зоотехник совхоза «Горный». — он с радостью отозвался, уставясь на меня, черными, перепуганными, глазами – я не насиловал!!- сложив крестом, мускулистые руки на груди, заплакал, всхлипывая, стоя ссутулившись под десятком пар глаз – Я не насиловал, клянусь!!
Если честно, я слышал такие заверения не в первые.
Каждый, кто посягнул на чью-то честь, трепетал попадя в тюрьму, в предверии неминуемого наказания. Не любили в этих стенах, насильников. А не дай Бог потерпевшая была несовершеннолетняя, или того хуже – ребенок, наказание могло окончиться весьма плачевно. Я даже был как-то невольным очевидцем того, как изнасиловавший малолетнюю девчушку учитель географии, попал в камеру с ее дядей. Все стены были в крови.
Спрыгнув с нары, я подошел к Сакену.
— Присядь здесь, расслабься. Расскажи если хочешь все по порядку.
Новичок дрожащими пальцами расстегнул джинсовку. Мышцы лоснились на вздымающейся от волнения груди.
— Я клянусь правду говорю, поверьте. Я просто ехал с фермы домой. Возле городской библиотеки – Сакен смотрел мне в глаза не моргая — меня тормознула девушка. Правда красивая. Стоит улыбается, глаза как горные вершины светятся: — » в город подвезите пожалуйста, мне правда срочно нужно!» – и дает мне «четвертак». Я деньги не взял, а подвести согласился. Только не до города, далеко слишком, до центральной автобусной..- Он на секунду замолчал уставившись в пол. Камера молчала. — ..ну понравилась она мне честно! — он вновь поднял глаза — ..ну думал пока довезу, может, ну телефончик. Но и в мыслях не было – вновь разволновался бедняга – насиловать! Она села, мы поехали. Сидела молча, улыбалась чему-то, я не наглел, с разговорами не лез… – он опять замолчал, и я увидел в его широко распахнутых глазах, боль, не пониманимание, тревогу. — …когда проезжали мимо глав-почты, там всегда, рядом, в чайхане , милиционеры , ну, это, чай пьют, она вдруг разорвала на груди платье, начала меня бить, кричать, зовя на помощь. А потом кошмар, все как в тумане. На меня все прыгали. И милиционеры то-же. А я , ну это, боксом в детстве занимался и видимо кого-то, уронил из них случайно. И теперь вот все!… — он резко сел за стол, спрятал лицо в широких ладонях и заплакал, всхлипывая как мальчишка. Но все понимали его, поверили почему-то.
Вся эта история, требовала обьяснения. И я думал. Вечером я подозвал его к своей наре: —
«- Ну , давай мостись тут», – предложил сесть – «ты Сакен парень видать чистый, хотя и из жизни другой. Может чем и поможем. Не томи ни себя, ни других, больше чем есть. Ты же боксер!» – я назвал ему свою знаминитую, благодаря отцу, в боксерском мире, фамилию и он обалдел. Начал меня обнимать, рассказывать о встречах с отцом. Что он даже бил ему «лапы» – то-есть тренировался у него, учась в университете. Он начал рассказывать о своих боях, о недавно полученной должности. Он говорил без умолку, искренне радуясь, такой неожиданой встрече. Сакен расказывал о новой породе горных лошадок, что он собирался развести у себя в совхозе, о «сволоче и гаде, его предшественнике, взяточнике и животноненавистнике»:
— Как я удержался последний раз, что-бы не сломать ему челюсть.! – вспомнал Сакен. — ..он мне говорит: » Ты, уйгурская рожа -( Сакен по национальности был уйгур.),- ты у меня сосать будешь и у ног валяться, прощения прося!» — А сам-то немец, фашист позорный.!.. —
Что-то кольнуло мне в сердце – вот оно!
— Ну-ка, ну-ка расскажи поподробнее! –
— А! Да пошел он! Ты лучше о себе раскажи, о брате, об отце.
Рассказывать я не стал. Сев за стол я взялся писать «маляву» Стасу, из нового корпуса, где сидели «полосатые».
Вся эта история, напомнила группу , проходивших по одному делу «аферюг», «подельников», преподавателей какого-то института. Стас тогда решал, что с ними делать. Их «паровоза», тогда «опустили». Они открыли новый бизнес, с «телками» продажными. Нет не проституток подставлять, на что то-же, очень осуждающе, смотрела «братва», так как это дело «мамки», а на свободе «маман». Нет, они делали по другому.
Я отправил Стасу, «конем», «маляву» и услышав ответ, что груз дошел, собрался варить «чифир». Ничего не понявший Сакен, сидел на моей «шконке» и о чем-то думал.
-» Поздно братец пить боржоми, когда почки отлетели. Теперь другие думать будут» – мелькнула шальная мысль.
Ответ от Стаса, пришел вечером следующего дня: —
» Добрый вечер братишка.
С наилучшими пожеланиями, Стас.
Эта «канитель», на воле, все еще процветает. Рулит тот, который на «химию» свалил. Мои пацаны уже с ним говорили. Думаю все будет как надо. Успокой своего земляка.
Привет тебе от «братвы». Если есть возможность поделиться чайком, то буду очень благодарен. У нас «цветные» на «шмоне» все «отмели».
С уважением, Стас.»
Вот такое письмо, для не посвященного, темный лес. А дело вот в чем – Стас написав, что «канитель» на воле процветает, имел в виду, что выйдя на свободу, те горе -«подельники», продолжили, свой бизнес.
Они подставляли под богатых клиентов, красивых девчонок, а те проффессионально играли сцену попытки к изнасилованию. А потом с «попавшего», брали во избежания суда, «левешки» и дело закрывалось. За попытку к изнасилованию, тогда давали восемь лет, а свидетелей,кроме самой потерпевшей, не требовалось. Вот они и разживались. А «рулил» этим вновь процветающим делом, один из тех кого выпустили на «химию». Видимо он был уверен, что хитро все организовал и слухи, до стен этих, не дойдут.
Не предсказуемы игры Судьбы.
У Стаса, на свободе остались три младших брата, державшие весь «преступный мир», в «заводском» районе города. Они-то и поставили в конце этой истории справедливый, восклицательный знак.
Фридрих Эдуардович Шох, сидел развалившись на мягком диване, в кабинете директора столовой, под названием «Чайхана» и недовольно морща упитанное лицо, моргал, умными, серыми, увеличенными толстыми стеклами, в роговой оправе очков, глазами. Напротив, в директорском кресле, удобно расположился его племянник, Эдик, названный так в честь дедушки, отца Фридриха.
— ТыЭдуард пойми – отгоняя влетающих из сада в распахнутое окно, назойливых мух, поучал молодого директора его дядя: — мясо у тебя, не учтенное, молочные продукты то-же. Эти шакалы. из о.б.х.с.с, у меня уже давно кормятся. Когда суд у этого козла уйгурского кончится, я снова главным буду. Тогда я тебе место по серьезней подыщу. А пока тут, ничего не поделаешь. Все мы когда-то начинали… – в дверь осторожно постучали. Вошла повариха.
— Фридрих Эдурдович, там Вас какая-то, молодая особа, просит.
— Молодая?! Как она ничего? Зови, пусть зайдет. Приведи ее.
Когда в кабинет шагнула длинноногая, пышногрудая красавица, у директора «Чайханы» отвисла челюсть.
— О! Гражданочка, любезная! – он соскочил, освобождая кресло – проходите, присаживайтесь. Вам чай, кофий? Нина! Нет, я сам быстро принесу все, что нужно… – суетился обалдевший, от неземной прелести женского обаяния паренек. Он выпорхнул в кухню. Через окошко было видно, что народу в столовой было не много. За ближним столом, он увидел трех мужчин, в строгих костюмах. В это мгновенье, раздался дикий вопль: —
— Насилуют! Помогите! – из его кабинета, выскочила взьерошенная, с каплей крови на разбитой губе девица. Платье на ней было разорвано. Она громко рыдала и спотыкаясь на каблуках, торопилась к выходу, умоляя о помощи. Вслед за ней выскочил дядя. Галстук висел с боку, рубашка была слегка порвана, около воротника.
— Не верьте! Она играет! Она одна из тех!..-
— Из кого — из тех? – поднялся один из «костюмов». — Старший следователь республиканской прокуратуры, старший советник юстиции…-
— Я все понял! Пойдемте в кабинет.- вдруг ссутулившись всем телом пробормотал Фридрих. Двое «костюмов» вошли за ним.
Фридрих Эдурдович понимал, жертвой какой аферы, он стал. Он знал – они хотят деньги и был уверен, что сможет договориться.
— Сколько?-
— Сколько ты стоишь!-
— Ребята! Я в курсе всех этих «выкрутасов». За «попытку», дают восемь лет. По «штуке» за год, это восемь «штук», нормальная цена…
-Слушай козел! В первый-же день, тебя там встретит, твой «друг» – Сакен. И на радостях, будет долго и крепко, тебя обнимать.
Осознавший все, неудавшийся главный зоотехник, безвольно опустился на диван:-
-А что-же? – он склонил голову и закрыл глаза.
- S.
Сакен получил два года условно. За сопротивление при задержании. Больше я о нем ничего не слышал.
А «черта» того – Феликса, «жулики» тогда сильно на «крючок насадили», он и рыпнуться не смел. Стал он главным зоотехником. А скотом, в том совхозе, распоряжался — из «крытой», мой приятель Стас.
Не рой другому яму…