Забавный случай произошел со мной в Чикаго.
Громадный, трехэтажный дом был переполнен гостями. На празднование пятидесятилетия Бэллы, жены моего старшего приятеля Аркадия и мамы младшего – Лешки — съехались друзья со всех концов света. Но лишь мы с Наташей, гостившие здесь уже неделю, были с «Земли Обетованной».
На лимузине, прямо из аэропорта, подвезли санкт-петербургского воротилу алюминиевого бизнеса. Из Нью-Йорка прикатили на «лексусе», из Лос-Анжелеса — на «ягуаре». Да и сам хозяин дома, счастливый муж виновницы торжества – Аркадий — был не «лыком шит».
Все они, обнимающиеся, целующиеся, радующиеся долгожданной встрече, были знакомы с детства. Бэлла представляла нас всем как близких друзей семьи, и нас не стеснялись. В воздухе запахло долларами. Мне стало скучновато, и я попросил Яшку, самого богатого из встреченных мной, до и после, хороших людей, чтобы отвез в баню.
Он твердил мне про эту знаменитую своей историей баню и грозился меня туда сводить с первого дня нашего знакомства в Чикаго. Он с гордостью смотрел на меня, рассказывая о том, что полновластным владельцем этого одного из любимых говорящими по-русски чикагцев места являлся восьмидесятилетний старик. Когда-то он был личным шофером самого Аль-Капоне. Бегло говоря на восьми языках, он парил спины самых крутых, ставших, в большинстве своем историческими личностями, «мафиози».
Среди восторженной толпы врачей, юристов, бизнесменов, вышедших после третьей рюмки покурить в цветущий двор, я разыскал Яшу.
— Яш! А Яш! – я отозвал бывшего шофера, волей Судьбы ставшего владельцем двух фабрик, в сторону – У меня «крыша» от этой суеты едет! Ты же что-то говорил про баню.
— Так что же ты молчишь!? Я думал, тебе интересно. А то смотри, здесь есть вполне нужные, возможно, люди.
— Я тебе говорю – «крыша едет», а ты мне – люди.
— Валим! – кивнув, сказал Яша.
Я только успел собрать вещи, как он уже вернулся с сыном. И вот уже пятьсот-лошадиной силы мотор, послушно урча, несет нас троих в … баню.
Баня большая, такие и у нас в микрорайонах были. Плошки, шайки, тазики, а в них березовые веники. Парилка как полагается, ну и бассейнчик небольшой. И как везде, где я был, пара столиков, за которыми пивко с рыбкой удобно попить.
Сын Яшкин Женька, девятнадцатилетний красавец, чемпион Америки по дзюдо, был здесь как дома.
— Пошли я тебя с Алоном познакомлю,- пригласил он меня по-свойски.
— Это хозяин? – хотя и понял, спрашиваю.
— Да вот и он!- навстречу шел, аккуратно подстриженный «под бокс», спортивный энергичный старик. Протягивая мускулистую, загорелую, серебрящуюся сединой руку, он на секунду, но внимательно, вгляделся мне в глаза. Я, наверное, уже очень уважал его в душе, и он это сразу увидел. Было заметно, что ему было приятно.
— Приветствую Вас! Алон. – с легким акцентом, хрипловатым, но сильным еще голосом, сказал человек, служивший когда-то «королю» преступного мира. Мне приятно было пожать его руку.
— Борис, – представился я — Женя и Яша, много про Вас рассказывали. Вы — сама История. И вот это! – я кивнул на фотографии, развешанные по всей стене уходящего в глубь здания коридора. На них был запечатлен молодой, а там вон, совсем мальчишка — Алон за рулем первых «фордов», с важными усачами рядом.
— Да, это История, — он с любовью посмотрел на одну из фотографий – …я уже лет сорок никого не фотографирую. Вот сейчас, в парилке ваш русский поэт парится. Знаменитый. Мне бы его сфотографировать, да рядом с Эли поместить…ха-ха..- Алон по-доброму рассмеялся, блеснув зубами.
Настроение у меня в те дни было такое, что я готов был хоть с Папой Римским, по-свойски встретиться.
— Кто это? – наивно спрашиваю.
— Сами и увидите. Если знакомы, обрадуетесь, если нет, познакомитесь. В парилке все равны… – учил меня американский, итальянского происхождения, старый шофер…- а сейчас идите, Женя там все приготовил. Если что надо, не стесняйтесь, я здесь, — он, было, повернулся уйти, как к столикам, обернувшийся на римский лад простыней, с двумя запотевшими кружками пива в одной и тарелкой вяленых лещей в другой руке, вышел Евгений Евтушенко.
— Ну, как так, не знаю, — прошептали мои губы, мелькнула озорная мысль, и остановиться я уже не мог, – …дядя Женя, здравствуйте! – радостно кивнул я.
— А, Борис. Привет! – он улыбался, ставя на стол кружки и тарелку, глянул на меня весело и хмельно.
А у меня дар речи пропал на миг. «Слышал, когда мы знакомились с Алоном», — подумал я. Придя в себя, хотел что-то сказать, но …
— Как дети, жена? – устраиваясь поудобнее за столиком и разглядывая леща, спрашивает Евтушенко.
А я опять слово вымолвить не могу, расстроился что-то.
— Давай, Борис, выпьем за встречу в этой свободной стране. Валерик! Налейка-ка нам, — откуда-то из-за переодевальных шкафчиков появился мужчина с бутылкой «Смирнофф» и тремя рюмками.
Невдалеке стояли удивленный Алон и остолбеневший, с отвисшей челюстью, Яшка. Советский поэт приглашал его, владельца фабрик, опрокинуть рюмку. Яша не выдержал:
— Так вы знакомы!?
— Конечно! Еще как! Молчи, Боря…- он скосил на меня, в озорной строгости, брови.
— Ну, давай, я жду, – выпив рюмку, кивнул мне и, как бы извиняясь поэту, мой гордый друг, поспешая, скрылся за шкафами.
— Вы сами молодой человек, первый начали, э-э… Ну да ничего, славненько получилось. А я слышал, как Вы представились. Ну за Вас! – мы выпили еще по рюмашке, – ну если хотите, то вот, на память – он взял у все понявшего, улыбающегося Алона, визитную карточку бани и широко поставил свою подпись. Мы пожали друг другу руки, и я пошел в раздевалку.
Возле шкафчика сидел в одних трусах верный Яшка.
— Пошли, знаменитость, мыться – миллионер с восхищением смотрел на меня, явно переоценивая ситуацию. Ну тут я ему и обьяснил все как было. Он выдохнул почему-то воздух, рассмеялся и сказал: — А то я, было, подумал, что не в твоем это имидже, с евтушенками дружить.
Да я и не дружу. А вот карточка той бани, с автографом знаменитого поэта, осталась.
«Баня»
