Школа Жизни
Уши мои вдруг стали тёплыми, всё тело бросило в жар – аж в пальцах защипало. Долго же я смотрел на свою фотку на доске объявлений под рубрикой – “Розыск”. В толстой красной рамке – “Особо опасный! Просим помощь в содействии к задержанию!” – висела моя школьная фотография! Нахлобучив на глаза шапку, задрал воротник у пальто…
Не знаю, уж сколько он по лагерям “оттарабанил”, но по всему видать – «росомаха». Как говорит, как ведёт себя. Чифир вскипятил на одеяле байковом, ни один нос ментовский не учуял. Старый каторжанин. Одет скромно, но добротно. Фуфанок на подкладке, сапоги с войлоком внутри. Чувствует себя дома. Ночью закинули его к нам в “купе-камеру” “столыпинского” вагона,…
Такого мне испытать ещё не приходилось. В тридцатиградусный мороз ветер сбивал с ног. Против идти невозможно, а по ветру – так поднимает и задницей о промерзшую землю. Пока добрел до “толчка”, сбил коленки. Вокруг сновали люди, видимо уже привыкшие к этой ледяной свистопляске. Вернулся в теплый, прокуренный барак, залез на второй ярус – нару, что…
— …Завалили! Завалили суку! Все! — приблатненный шнырь Карась, вопил не скрывая радости, перемешанной с ужасом. — Резаного завалили, — он теперь рубленный, козел вонючий. Все!!! — не боясь, не озираясь верещал в «жиганском углу» Карась , уверенный, что эту новость все встретят с радостью. Отрядный нарядчик, бледный, нервно вздрагивая лицом, пытался проявить достоинство. Не…
“Кушай, котёнок, овсянку – она полезная» – говорю я дочери и невольно вспоминаю заброшенный далеко на севере, огороженный заборами с колючей проволокой, продуваемый всеми ветрами кусочек земли. Вот где овсянки наелись! На всю оставшуюся жизнь калорий хватит. Помню случай один. Овёс тот уже поперёк горла встал. Ну, беспредел! Ни картошки, ни пшёнки, ни капусты! Утром…
«Все гениальное – просто». Услышав эту мудрость будучи ребенком, я по молодости своей не поняв ее правильно, приступил к изучению этого нового, в моей «школе» жизни, предмета. Начал искать в простоте гениальность. Запутался, насовершал ошибок. Потом началось время, когда простота была равноценна слабости. Простых не понимали, нужно было себя доказывать. Но это было в «малолетке».…
Трудно выявить среди блатных «кумовку» — стукача, что докладывает «операм» о делах наших скорбных. Вечером Вася Гарабен шепнул мне: — «Пошли, братишка. Если я не ошибся, менты должны сейчас «дуру», пушку искать. Только я знаю, где она, да еще этот хмырь, если я в нем не ошибся». «Пушка»- пистолет или «дура», в зоне это Ч.П.…
Он корчился на цементном полу, подгибая колени к подбородку и уже не стонал, а мычал от раздирающей изнутри боли. «Цыган» колошматил алюминиевой кружкой в окованную железом дверь, орал осипшим голосом: — Дежурный! Давай врача скорее. «Лысый» — уже кончается. Сейчас все повскрываемся!» Послышались цокающие, неторопливые шаги коридорного, и грубый, властный голос обрубил: — «Вот когда…
У каждого в зоне есть занятие. Каких только «кустарей» – тех, кто своими руками чудные вещички делает,- там нет. Поделки из дерева, шикарные, покрытые полиэфирным лаком, горящие разноцветными, из тончайшего фанерита, «рубашками» шахматы, нарды, столики и кресла. Это, если зона работала по мебели. Все осторожно делалось, надежно хранилось и уходило или ментам, или через «вольняшек»…
Когда находишься рядом с человеком годами, когда делишь с ним пайку да вместе бредешь по тернистому пути жизни правильной, вроде как и говорить становится не о чем. Так, иногда за чифирком «покалякать» за дела каторжанские. Сказки о воле да гитару с песней послушать. «Хохол» молчал. Басни за подвиги свои не придумывал, не пел. Но когда…